себе дальше. Но лично я ни за что не хочу блокировать твой номер. Она приподнялась на локтях, глядя на него сверху вниз. Помнишь, когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать, ты сказал, что мы до конца жизни останемся друзьями? – спросила она. Ты, наверное, забыл, а я помню. Он не двигался и слушал ее. Конечно, сказал он. Конечно я помню. Она быстро покивала, садясь и укутываясь одеялом. И как с этим быть? – спросила она. Если мы станем встречаться, а потом разбежимся… Даже говорить об этом больно, я просто, я даже не хочу думать об этом. Когда все вот так вот… Когда Элис живет черт знает где, друзья постоянно разъезжаются кто куда, а мне приходится нелегально покупать в интернете антибиотики от цистита, потому что у меня нет денег на врача, а от всех выборов на земле у меня ощущение, будто мне физически пощечин отвешивают. И вдруг еще и тебя не станет в моей жизни? Боже, я не выдержу. Не представляю, как быть, если это случится. А если мы останемся просто друзьями – ладно, мы не будем спать друг с другом, но ведь и риска, что мы исчезнем из жизни друг друга, почти не будет? Я и представить такое не могу, а ты? Он тихо ответил: И я. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Она провела ладонями по лицу, качая головой. В каком-то смысле наша дружба на самом деле ценнее, сказала она. Не знаю. Когда я жила с Эйданом, я порой думала, мол, грустно, что я никогда не узнаю, как это могло бы быть с Саймоном. А может, лучше и не узнавать. Мы всегда будем рядом, между нами всегда будут такие отношения, и это гораздо лучше. Порой, когда мне грустно и тоскливо, я лежу в постели и думаю о тебе. Не в сексуальном смысле. Я просто думаю, какой ты добрый. И раз я тебе нравлюсь, или ты меня даже любишь, значит, и со мной все хорошо. Я даже сейчас это ощутила, когда описывала тебе, как это бывает. Знаешь, иногда вообще все вокруг хреново и держишься лишь за это крошечное чувство размером с желудь, оно внутри меня, вот здесь. Она указала на основание своей грудины, между ребрами. Когда я расстроена, я знаю, что могу позвонить тебе и ты найдешь слова, чтобы успокоить меня, сказала она. И стоит мне подумать об этом – как уже можно и не звонить, потому что оживает вот это чувство, которое я описала. Ощущение, будто ты со мной. Наверное, это глупо звучит. Но если мы будем вместе, а потом разойдемся, останется ли со мной это чувство? А если нет, то что у меня будет внутри вместо него? Она снова тревожно коснулась пальцами основания грудины. Ничего? – спросила она. Он лежал, наблюдал за нею, и молчал. Наконец, он сказал: Я не знаю. Это все очень сложно. Я понимаю, о чем ты. Отчаянным, неверящим взглядом она уставилась на него. Но тебе нечего мне ответить, сказала она. Он глядел в потолок и улыбался, словно насмехаясь над собой. Все сложно, сказал он. Может, ты права, может, пора подвести черту и не втягивать друг друга во все это. Мне было тяжело тебя сейчас слушать. Знаешь, я ужасно себя чувствовал из-за ситуации с Кэролайн и очень старался ее исправить. Но послушать тебя сегодня – проблема вообще не в ней, а совсем в другом. Я понимаю твои мотивы, но звучит, будто ты просто не хочешь быть со мной. Она так и сидела, уставившись на него, рука все еще прижата к грудине. Он потер подбородок и сел, спустив ноги с кровати, спиной к ней. Дам тебе поспать, сказал он. Саймон собрал свои вещи с пола и оделся. Она сидела на постели, обернутая в одеяло, и молчала. Наконец, он закончил застегивать рубашку и обернулся к ней. Когда ты пришла той ночью, сказал он, после моего возвращения из Лондона, я был очень рад видеть тебя. Не знаю, говорил ли я об этом, наверное, говорил. Честно говоря, я нервничал, потому что был очень счастлив. Она молчала, вытирая нос пальцами, а он покивал сам себе, пытаясь понять, как расценить ее молчание. Надеюсь, ты не жалеешь об этом, сказал он. Она тихо ответила: Нет. Он улыбнулся. Ну, уже неплохо, сказал он. Я рад. Помолчав, он добавил: Обидно, что я не такой, как ты хочешь. Она так и сидела, уставившись на него. А потом сказала: Но ты именно такой. Он рассмеялся, опустив глаза в пол. А я так думаю про тебя, ответил он. Но на самом же деле нет, я не тот, и я это понимаю. Я правда понимаю. Что ж, не буду тебе мешать. Хороших снов. И он вышел из комнаты. Айлин замерла на кровати, расправив плечи, скрестив руки. Она взяла телефон и отбросила его, не глядя, убрала волосы со лба и закрыла глаза. В голове всплыла строчка: «Ну, вот и все», – и выдох облегченья28. Ее подмышки были влажными, спина болела, плечи обгорели. На другой стороне лестничной площадки Саймон вошел в свою комнату и закрыл дверь. В тишине и одиночестве своей комнаты он опустился на колени – чтобы помолиться? И если да, то о чем? Может быть, об освобождении от эгоистичных желаний? Или, может, уперевшись локтями в матрас, сцепив перед собой руки, он думал: Чего ты хочешь от меня? Пожалуйста, Боже, дай знать, чего ты хочешь.

27

В шесть сорок пять утра у Феликса зазвонил будильник, монотонное повторяющееся пиканье. В комнате был полумрак, выходящие на запад окна, завешенные жалюзи, пропускали лишь немного холодного белого света. Который час, пробормотала Элис. Он выключил будильник и встал с кровати. Пора на работу, сказал он. Спи. Он принял душ и вышел с полотенцем на плечах, натягивая нижнее белье. Одевшись, он подошел к кровати и наклонился, чтобы поцеловать Элис в теплый и влажный лоб. До встречи, сказал он. Не открывая глаз, она ответила: Люблю тебя. Он коснулся ее лба тылом ладони, словно проверяя температуру. Знаю, сказал он. Он спустился в кухню. Айлин у стола отвинчивала крышку кофейника. Глаза ее были опухшими и красными. Доброе утро, сказала она. Феликс посмотрел на нее, замерев в дверях. Уже на ногах? – спросил он. Она устало улыбнулась и сказала, что ей не спалось. Вглядываясь в ее лицо, Феликс ответил: Ты какая-то